| |
"Богатая" Жизнь
«Справка. Дана Торопову Василию Николаевичу 1927 г. р. в том, что он проходил военную службу в составе действующей армии в период боевых действий с апреля 1943 по сентябрь 1944 года» |
Сижу в уютной комнате. Радушный хозяин рассказывает о своей судьбе – интересной и бурной. Из документов протягивает мне серый листочек: «Справка. Дана Торопову Василию Николаевичу 1927 г. р. в том, что он проходил военную службу в составе действующей армии в период боевых действий с апреля 1943 по сентябрь 1944 года». О том и рассказ… Удивительно, как могут быть взаимосвязаны названия, с детства родные нам, с событиями нашей жизни… Деревня Богатое – так громко, как-то даже по-барски, звучит имя родины Василия Николаевича, это Курская область, Ивнянский район. И жизнь его сложилась «богато», вот только не на деньги – на события, да еще какие. Из родной деревни они
переехали, когда Васе исполнилось шесть. Отцу сказали - завтра придут вас раскулачивать (семья считалась самой богатой в деревне), они тут же собрали вещи и уехали в Ивню. В сорок первом ему «стукнуло» пятнадцать. Восьмой класс. Но школу пришлось отложить до лучших времен. А времена пришли совсем не лучшие – военные времена. Центром Ивни, ее «мотором» был сахарный завод. Вокруг него все вертелось: и люди и дела. В 1941 при заводе были организованы учения – стрельба, борьба, оборона. Он пошел на них. Закончил со значком «Ворошиловский стрелок», то есть, как говорится, был «всегда готов к труду и обороне». Там научился и гранаты бросать, и мины подкладывать, и с какой стороны
к автомату подходить. И учился не только молоденький Вася Торопов, но и его друзья-мальчишки - рабочие с завода. А в это время по стране шла война тяжелыми шагами. К концу 41-го добралась и до их села… Семья жила в здании пожарной команды при заводе: с одной стороны – пожарные (они же охранники завода), с другой - все семейство Тороповых: отец, мать и пятеро детей. Немцы пришли в декабре. Ивня, районный центр, был оккупирован. Василий с двумя друзьями, находясь в селе, смогли передать партизанам детекторный радиоприемник. Возвращались домой вечером и наткнулись на немецкий патруль. Фрицы заставили ребят стучать в квартиру, где, они подозревали, сидели партизаны, – а оттуда
граната. Перестрелка. Шум. Дым. Выстрелы. Ничего не понять. И Сережа Ершов – молодой, сильный, умница… Не стало его в тот вечер. Они раньше вместе в оркестре играли – Торопов на альте, Ершов – на барабане… А Василию с товарищем, Колькой Колючим (на цыгана был похож), удалось скрыться и уйти. Весной 42-го людей в «добровольно-принудительном» порядке повезли в Германию - на работу.
- Меня тоже определили в машину. Машины эти до железнодорожной станции людей отвозили. Оттуда – в Германию. Из поезда не сбежишь. А из машины можно – вывалился за борт грузовика, когда поднялись клубы пыли. А там торф – пыль чернущая столбом стоит. Я – в Богатое, от Ивни это 15 километров. Жил на
чердаке у деда. Вернулся только к ноябрю – родители жили в Ивне, отец на сахарном заводе работал, пожарным. Он – инвалид, потому и на фронт не пошел. Недалеко от пожарного здания, метров двести пройти, стояла ивнянская школа. Там немцы устроили школу диверсантов – набирали русских предателей. Обучали власовцев стрелять по мишеням. А мальчишек заставляли мишени эти таскать – через лог на опушку леса.
- Пока устанавливаем, я с одной стороны, Ленька, друг мой, с другой - они тра-та-та, стреляют уже, сердце в пятки, до смерти, гады, напугали. И хохочут. А после учебы мишени обратно тащили. В мастерскую, где немец заделывал простреленные дыры. Так вот, в этой
мастерской, в первой комнате, откуда мы забирали свою ношу, было много немецких и наших винтовок и амуниции для ремонта. И мы тихонько брали винтовку из груды, прикручивали ее между листами мишеней и так тащили по снегу, на установку. Потом прятали. Так у меня появился карабин, мелкокалиберка, два патронташа. Все это было надежно укрыто за «пожаркой», где обычно заряжали старые огнетушители. Родители обо всех моих «геройствах», конечно, не знали. В марте 43-го немцы бежали. Они не успели навредить сахарному заводу. И отец забеспокоился: сахарный завод бесхозным остался – ведь разграбят в момент! Что делать? Я сориентировался быстро. Быстро переоделся – взял с чердака
бушлат красноармейский с петлицами и ремнем (мама его в 41-м у кавалериста купила), надел отцовские валенки, достал карабин с патронташами. Зарядил и в шапке с красной звездой пошел. С собой захватил две фанеры с надписью: ЗАМИНИРОВАНО. Склад с сахаром - метров 160 от нашего дома. Приколотил доски к воротам, стал ходить с карабином наперевес между складом и железной дорогой. Отец был прав: на рассвете стал подъезжать народ с окрестных деревень - за сахаром, на подводах. Увидели часового, надпись, растерялись. Первые подводы остановились, задние напирают – галдеж, паника, мне пришлось стрелять в воздух. От второго выстрела (пуля отрикошетроала от рельса), лошади шарахнулись
назад, все остановились, стало тихо. И в этот момент на территорию завода с грохотом и пыхтением выехала военная машина – наши солдаты при оружии, с офицером во главе - и на полуторке. А у нее глушитель неисправный. Потом, уже позднее, сестра мне сказала, что думала: это не машина, а целый танк приехал. Солдаты меня спрашивают: «Кто такой? Из какой части? Кто завод заминировал?» Я рассказал офицеру всю историю. А он: «Как фамилия? Доложу начальству – к награде тебя представят! За спасение государственного имущества от ограбления!» С мая 43-го добровольно пошел в истребительный батальон. Был придан контрразведке, как «хорошо знающий местность». Участвовал в группах захвата
диверсантов, корректировщиков, оставшихся в лесах немцев, полицейских. Тогда же, при захвате парашютиста в расположении Первой танковой армии, был ранен в руку – немец-диверсант пырнул финкой. А сколько их было этих диверсантов, перестрелок, сражений… Сколько наших ребят полегло под Курском в 43-ем… Потом Василий Николаевич на сахарном заводе электросварщиком работал. А в декабре 44-го в учебный стрелковый полк призвали, там и школу младших командиров противотанковых орудий закончил. О Победе узнал на ученьях под Рязанью. - Было утро. Кто-то закричал «ПОБЕДА!» Мы соскочили с коек – кто одеваться, кто обниматься, все чуть не плачут от счастья. Интендант наш давай из
пистолета палить: «Ура!» (а сам и на фронте не бывал). У старшины выпросили чекушку водки в долг и – за Победу! А после войны домом его стал Северный флот. Новая земля, Линхомари, Архангельск, Северодвинск для нас это просто красивые названия, для Василия Николаевича – живые воспоминания, моменты его «морского» отрезка жизни. А потом полетели годы обычной мирной жизни на суше. И отметки в сердце, в памяти, в календаре - это годовщины Великой Победы, памятных военных дат. Вот и в будущем году, в августе, 60 лет со времени Курской битвы. - Будет здоровье, поеду по памятным местам, с друзьями военными встречусь, и все, что было тогда с нами, вспомним… Он приносит в
комнату свои награды – не на военном кителе, на обычном сером пиджаке. Бережно показывает мне ордена, осторожно задевая их пальцами…Вот это орден Отечественной войны II степени, это нагрудный знак – ветеран Краснознаменного Северного флота, (красивый, голубой, с изображением военного корабля), фронтовик 1941-1945 гг., участник Курской битвы… и другие, и шестнадцать медалей висят с левой стороны аккуратненькими рядами. - Кому только они теперь нужны…- грустно вздыхает Василий Николаевич. Я пытаюсь возмутиться, но он не слушает – годы не вернешь, войну новому поколению медалями не опишешь. Но она живет, пока живет и передается память – сегодня вы прочитаете, и останется в вашем
сердце кусочек военного времени. И в сердце маленького Сережки правнука Василия Николаевича, тоже будет жить память – прадед воевал под Курском! Мария Пушкарева Up |
| |
|