№ 8 Август 2003Настоящее
Наша "ленинка". В ожидании заказанных книг стою на лестничной площадке в
библиотеке и, опершись о подоконник, смотрю в окно. Вообще-то я часто здесь
стою. Поэтому дом, видный из окна, мой "старый знакомец". Стою и смотрю на
него: с виду не то заброшенный каменный сарай, не то библиотечное хранилище.
Только ничего, конечно, там хранить теперь нельзя – стекол в окнах нет,
двери - одной нет вовсе, а другая заколочена, и крыша, пожалуй, течет. "Да,
друг, тяжко тебе живется, - подумала, - только не очень-то ты похож на
обычный сарай: и окна такие – с арочкой, и мезонин, и балкон над полукруглым
выступом стены... Да ты красавец, а? Был когда-то". А однажды, порывшись в
книжках здесь же, в "ленинке", подошла к окну: "Слушай-ка, да ведь ты…
Знаешь ли ты, что ты ПАМЯТНИК ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ! Вот те на!". С легкой
иронией посмотрел на меня дом пустыми проемами окон.
Прошел месяц, другой. Я забегала в библиотеку по своим делам, а мой "старый
знакомец" стоял за окном и, наверное, смотрел на меня, когда я поднималась
по лестнице. Он на всех смотрел, только взгляд его замечали немногие. Когда
долго не приносили книги, я подходила к окну: "Наверное, когда ты был жилым
домом, на твоих окнах висели такие красивые, тяжелые портьеры и в зале
непременно был большой стол с кружевной скатертью, а может, рояль. По
комнатам бегали ребятишки, а по ночам перед иконами в углу горела
лампадка…". А дом молчал, но наши грустные встречи продолжались.
Продолжались до того дня, когда я увидела на его крыше людей: начался
ремонт. Это меня порадовало, но и озадачило: а вдруг этот славный дом отдали
какой-нибудь фирме и они угасят в нем последнюю искорку жизни, сделают
"евроремонт" и он станет похожим на железобетонное чудище с жалюзи на окнах
вместо портьер? Радуясь тому, что у меня есть удостоверение сотрудника
редакции, не долго думая, пересмотрела всю литературу, периодику в
библиотеке по судьбе моего кирпичного друга, просмотрела архивные документы
и пошла прямо к директору Национального музея УР. Хотя я не очень люблю и
боюсь ходить к разным руководящим лицам, а брать интервью совсем не умею.
Прошлое
Но прежде чем описать мои похождения по кабинетам, разрешите вам
рассказать собственно о доме, и вам станет понятно, что за сухими
чиновничьими словами "памятник федерального значения" кроется занятная,
характерная и даже слегка романтичная история длиною в двести лет. Итак,
дорогой читатель, представь: Ижевский завод начала XIX века,
Александро-Невского собора еще нет, Арсенала (то бишь здания Национального
музея нашей республики) еще нет, одним словом ничего нет. Церкви есть на
горе – две, деревянные, да дома, тоже деревянные, дома и домики местных
обитателей. Вот сюда-то в 1808 году и приехал служить протоиерей Захарий
Осиевич Лятушевич (1776-1829), став настоятелем церкви Ильи Пророка, а с
1812 года еще и благочинным. Сын священника Нолинского уезда, выучившийся в
Вятской семинарии, уже имел опыт педагогической деятельности: в той же
семинарии он преподавал поэзию, риторику, философию, рисование, историю и
физику. На новом месте его знания очень пригодились. 8 октября 1818 года
отец Захарий писал "Его Высокоблагородию Артиллерии полковнику господину
Инспектору Камско-Ижевских заводов (Грену Е.Е.)" о своей деятельности: " …Такъ
же сверхъ определенныхъ занятiй моихъ учительскихъ по заводской школе,
каково есть преподаванiе Закона Божiя и нравственности находящемуся въ ней
заводскому юношеству, обучаю лично я въ сей же школе еще Священной Исторiи,
Геометрiи и Механике безъ всякаго жалованiя, хотя за предметы сiи по штату,
высочайше утвержденному и положено особливое значительное жалованiе. При
всемъ томъ первоначально содействуя къ основанiю сiхъ заводскихъ училищъ,
имелъ удовольствiе представить Вашему Высокоблагородiю мною сочиненныя для
нихъ уставы и правила – Вами одобренныя, коими и руководствуются теперь сiи
учебныя заведенiя съ успехомъ…" (ЦГА УР Ф. 4. Оп. 1. Д. 66. Лл. 1-2).
Да, заведуя четырьмя заводскими школами, отец Захарий занимался
изобретательством для заводских нужд (одна из его "фишек" – "заливательные
трубы" - передвижной водомет для тушения пожаров – не знаю, может быть, эта
идея пришла в голову священника, когда обе церкви завода сгорели в 1810
году?). Писал стихи и прозаические сочинения духовного и философского
содержания на латыни, русском и французском языках, печатая их в Москве и
Вятке. (Каково, господа студенты, мучимые латынью на первом курсе истфака
или в медакадемии? Так-то).
Если к этому добавить, что протоиерей был инициатором строительства
известного каждому ижевцу Александро-Невского собора и первым его
настоятелем, основателем и руководителем Ижевского Библейского общества (оно
вело изучение Библии, координировало дела благотворительности, видимо, было
похоже на нынешнее Александро-Невское братство), то не удивительно, что в
1824 году Александр I при пребывании его в Ижевске наградил Захария Осиевича
Лятушевича орденом Святой Анны за строительство храма и труды на поприще
просвещения. Так вот именно он, неутомимый отец Захарий (нашим батюшкам в
пример), явился заказчиком на строительство дома в центре завода, проект
которого разработал известный для нашего края архитектор Семен Емельянович
Дудин. И вот этот дом, с арочками, балконом и мезонином, в которых
исследователи усматривают влияние "итальянских впечатлений" Семена
Емельяновича, вернувшегося в Россию со стажировки в Европе, этот дом,
который является старейшим для нашего города, дом, стены которого видели
самого А. Ф. Дерябина, несомненно, С. Е. Дудина и еще, пожалуй, немало
местных интеллигентов, этот дом, уважаемый читатель, вы имеете счастье
лицезреть из окна незабвенной "ленинки". Что ж, господа, не проходите мимо!
Но оставим эмоции. Мы еще не все поведали вам об истории кирпичных стен и
оконных рам. Правда, вы ведь уже поняли, что дело не в стройматериале…
1818 год. В том же письме отца Захария Грену Е.Е., что цитировалось выше,
батюшка пишет: "Я отецъ пятерыхъ сыновей: и трое изъ нихъ на той поре, чтобы
отдать ихъ въ Вятское духовное училище… Есть ли я безмездно помогалъ
воспитывать юношество въ заводахъ высочайше вверенныхъ Вашей инспекции: то
надеюсь, что Ваше Высокоблагородiе не оставите помочь и мне воспитывать
детей моихъ. Я не ищу другаго способа къ сему, какъ только продать по оценке
въ заводское казенное ведомство собственный мой каменной крытой железомъ
домъ, со всеми къ нему принадлежащими службами, огороднымъ местомъ, а есть
ли угодно,- и съ садомъ. Сiе будетъ для меня достаточнымъ благомъ, а казне
выгодно…" (ЦГА УР Ф. 4. Оп. 1. Д. 66. Лл. 7-8об). О, да. Дом чудный, крепкий
– приобретение его казною вполне возможно. Как педагог отец Захарий
предполагал, что "заводъ… можетъ поместить въ некоторыхъ залахъ оного (дома
– И. Т.) съ наилучшимъ удобствомъ высшiе классы здешней школы въ близи
находящейся, которая ныне по количеству учениковъ совершенно мала и тесна,
(а вероятно количество учениковъ и еще будетъ увеличиваться), въ прочихъ же
комнатахъ сего моего дома такъ же весьма удобно поместить училищную
библиотеку, глобусы, математическiе и физическiе инструменты и прочiе
учебные пособiя, - и при томъ смотрителя надъ учениками для ближайшего надъ
ними надзору…". Вы, дорогой читатель, наверное, уже представили себе, какие
светлые, удобные классы были бы устроены в доме. Но все сложилось иначе.
11 ноября 1818 года Его Высокоблагородию Артиллерии полковнику господину
Инспектору Камско-Ижевских заводов, уже известному вам Е. Е. Грену, было
доложено одним чиновником: "осмотревъ обще съ Г[осподиномъ] архитекторомъ
Дудинымъ самымъ внимательнымъ образомъ каменный домъ Пророко-Ильинскаго
собора протиiерея Захарiя Лятушевича, нашли мы, что…предпочтительно должна
въ ономъ доме поместиться аптека съ лабораторiею. 1e Потому, что домъ сей
стоитъ въ самомъ центре завода, со всехъ местъ котораго весьма блиско
получать… медикаменты для больныхъ. 2е Потому, что домъ сей имеетъ при себе
большое место, занимаемое садомъ и устроенное трудами Протоiерея такъ, что…
въ ономъ можно весьма значительное количество сеять аптеарскихъ травъ… 3е
Потому, что при семъ доме есть сараи, погреба и другiя службы… и во всехъ
сихъ можно хранить разныя относящiеся до аптеки инструменты и припасы, а
также сушить въ нихъ травы, и наконец 4е Потому, что аптека съ лабораторiею…"
(ЦГА УР Ф. 4. Оп. 1. Д. 66. Лл. 7-8об).
Так дом Лятушевича был продан и получил краткое наименование "казенный дом №
30". Вслед за аптекой в нем располагались поочередно казенные квартиры
высших заводских чиновников, приемный покой, вновь жилой дом… После событий
1918 года, столетие спустя, в дом вселились городские органы большевиков и
комсомольцев, затем здесь разместился "Дом юного пролетария" (клуб рабочей
молодежи – кандидатов в комсомольцы). А вот после Великой Отечественной, в
1946 году, здание передали Республиканскому краеведческому музею,
вернувшегося из Сарапула. С 1947 года в комнатах дома размещались экспозиции
музея по истории социалиалистического строительства (история, как всегда,
иронизирует), выставки живописи и скульптуры, позднее открылся отдел
природы. С 1970 года только он здесь и остался: по словам нынешних
сотрудников музея, в нескольких залах первого этажа располагалась экспозиция
с диорамами, чему благоприятствовал интерьер здания, кабинеты сотрудников,
смотрителей, а в мезонине – хранилище для коллекции отдела. С 1981 года
здание занимало фондохранилище музея, так что я не сильно ошибалась на счет
склада. Вот, пожалуй, и все.
Будущее: возможное и невозможное
С тем, что вы только что прочли, я пришла в Национальный музей УР
спросить о планах владельца относительно "памятника архитектуры русского
классицизма, памятник истории" и т.д. Кроме рассказанной истории, у меня
были с собой и выписки из местных газет. Так, в одной из них было помещено
интервью с Ниной Павловной Девятовой, человеком весьма компетентном в
вопросах разных памятников, так как она является начальником отдела по
охране памятников истории и культуры Министерства культуры УР. В этом
интервью говорилось: "В планах этого (2001 г. - И. Т.) года начать
реставрационные работы в казенном доме № 30 (дом З. О. Лятушевича). Удмуртия
выделяет на эти цели 250 тыс. рублей. Еще полмиллиона будет выделено из
федерального бюджета, согласно программе государственного масштаба "Культура
России". (Известия Удмуртской Республики № 59 (1881), 2001 г., 18 апреля).
Честно говоря, от этой информации мне грустно до сих пор: один Бог знает,
что стало с половиной миллиона.
Понимая, что идти надо прямо к директору, я все-таки не сразу попала в
нужный кабинет, а, поговорив сначала с разными сотрудниками, поднимаясь все
выше и выше по их должностям, добралась до заместителя директора, и тогда
мне сказали, что вопрос серьезный – зайдите в дверь напротив. Хотя виной
таких проволочек послужил, вероятно, мой юный вид: подумаешь, студентка – я
о том не жалею: мне встретились довольно интересные люди, которые искренне
хотели помочь, да и по мере продвижения я увидела реальную сложность
волнующего меня вопроса.
Наконец, уставшая от хождений, я попала к директору, Раисе Федоровной
Мартыновой. Оказалось, что и ее давно волнует судьба "казенного дома № 30":
и у музея есть мечта – создать в натерпевшемся доме экспозицию по истории
быта XIX века. А поскольку это дом протоиерея, показать здесь же историю
духовенства в крае и создать условия для работы при музее воскресной школы:
здесь, в настоящем "поповском доме", дети смогут отведать куличи на Пасху,
посетить музыкальный вечер в Рождество… Как тебе это, мой "старый знакомец"?
Но… Глупо, если такую идею загубят невежество, бюрократические перепалки и
элементарное безденежье. Глупо и обидно.
И от автора: если бы я была директором музея
Если бы…, то можно было бы при активном сотрудничестве с Епархиальным
управлением создать при музее целый духовно-просветительский центр (замечу,
что даже Владыка мог бы помочь материалами для экспозиции), проводить
регулярные конференции, образовательные чтения (Пасхальные, Рождественские,
даже, скажем, имени Н. И. Ильминского…) для педагогов, которым так сложно
разобраться с этим разнесчастным курсом Основ православной культуры. Можно
было бы организовать координационный центр по школьному краеведению,
возможно школьное историко-культурное общество, ведь история Церкви в крае
давно стала одной из приоритетных тем школьных исследований, ряд которых мы
публикуем в нашей газете.
А пока совсем нет денег, можно предложить молодым театральным труппам
республики, просто заинтересованной молодежи на основании архивных и
музейных материалов поставить небольшой спектакль, декорации к которому уже
есть – стены и пустые рамы дома протоиерея.
Представляете: сумрак, горят свечи, по строительному мусору тихо ступает
отец Захарий, из соседней комнаты звучит музыка и слышатся детские голоса:
"Вечер добрый и добро пожаловать в мой дом. Я, Захарий Осиевич Лятушевич,
сын священника, выпускник Вятской духовной семинарии, прибыл в Ижевский
завод в 1808 году… Почти за два века до вашего рождения я жил здесь, пути
Господни неисповедимы…"
Октябрь. В пустые окна набивается дождик и иногда залетают кленовые листья,
зрители сидят в осенних пальто и ежатся от холода. Пусть это будут те, от
кого зависит судьба дома.
Идея, конечно, бредовая, никто не даст зажигать свечи в столь значимом
памятнике, никто не протащит в его стены фортепьяно, никто не захочет даром
ставить спектакль. Да и зачем тратить столько сил, ведь по большому счету
дом, о котором мы толкуем, почти что груда кирпичей. Как сказал мне местный
сторождядя Саша, унести можно разве что искореженное железо на металлолом.
Памятник (замечу, от слова "память") федерального значения – это только на
бумаге, в пыльных архивных папках, в затерянных кабинетах
научно-бюрократического мира. А в сущности, кто из вас знает, что это за дом
стоит по улице В. Сивкова… Так стоит ли из-за каких-то бумаг ворошить
прошлое, тормошить чиновников и мучиться тайными угрызениями?
Да, все-таки как много в нашей жизни значат бумаги…
P.S. Ну вот, милый дом и отец Захарий, боюсь, я сделала для вас
все, что в моих силах.
Благодарю за помощь в написании статьи сотрудников ЦГА УР, Национального
музея УР и лично его директора Раису Федоровну Мартынову.
Ирина Трифонова |
